СОВЕЩАНИЕ
Абраам КИСИБЕКЯН
(Фрагменты из книги “”Воспоминания” Абраама Кисибекяна)
Совещание началось после того, как проводили гонца, прибывшего из Сарушена – из центрального штаба.
- Завтра мы не сможем сдвинуться с места, - сказал Степанян, - большой удачей и даже счастьем для нас будет, если ночью или завтра мы не подвергнемся нападению. Полученное из штаба печальное сообщение извещало о безнадежном состоянии в других районах Карабаха: при таком ходе событий и отсутствии помощи извне, весь Нагорный Карабах подвергнется страшному разрушению. Стало быть, нам остается решить только одну задачу – поставить в известность Зангезур. Вот что теперь требуется от нас: этой ночью мы должны любой ценой отправить нарочного в Зангезур. Нагорный Карабах могут спасти самоотверженные, храбрые, ловкие и хорошо знакомые с дорогами люди.
Он замолчал и ждал, чтобы высказались другие.
На несколько минут установилась тишина: все тоже были погружены в свои мысли.
Наконец молчание прервал молодой крестьянин из Туми по имени Теван, который тоже участвовал в совещании. Подобно человеку, сделавшему большое открытие, он вдруг вскочил с места и сказал:
- Господин Степанян, у нас есть желаемые вами люди, они и храбрые, и ловкие, и хорошо знакомы с дорогами, если позволите, я сейчас же позову их.
Степанян, несколько удивленный и словно чувствуя облегчение, спросил:
- Кто они?
- Крестьянин Бахши Погосян из Гарара и крестьянин Манги Тамразян из Хоцаберда, - ответил Теван.
Их тут же позвали.
Через несколько минут вошли двое и встали у двери.
Первым был Бахши Погосян – около сорока пяти лет, высокого роста, с выжженным солнцем симпатичным лицом, а второй – Манги Тамразян – крестьянин лет пятидесяти, небольшого роста, с полным и красным лицом, орлиным носом и острым взглядом.
Они молча стояли и не знали, почему их позвали.
Посмотрев на них, Степанян попросил их подойти поближе и предложил сесть, после чего пояснил, зачем их позвал. Он детально представил создавшуюся ситуацию и попросил согласиться отправиться ночью в Зангезур.
Они оба тут же отказались, мотивируя тем, что невозможно идти, все дороги перекрыты и безусловно, их поймают и уничтожат.
Как Степанян не пытался уговорить их, но все безрезультатно. Они остались непреклонными.
Когда Степанян все силился убедить их, в это время Манук, сидевший за другим концом стола, пристально следил за Степаняном, и молча, с интересом слушал их разговор. Увидев, что Степанян никакого позитивного результата не добился, встав с места, он подошел к ним и стал уговаривать их сам.
- Друзья, вы прекрасно видите наше положение, вы оказали бы неоценимую услугу, если бы согласились идти. Своим самоотверженным поступком вы избавили бы народ всего Нагорного Карабаха от этого ужасного положения. Вы должны хорошо представлять эту создавшуюся ситуацию и не отказываться, так как нет другого выхода. Я обещаю каждому из вас дать по мулу и по пять тысяч рублей, и обеспечить ваши семьи хлебом, только бы согласились.
Старик замолчал и ждал их ответа, но никакого ответа – ни положительного, ни отрицательного - они не дали, словно были глухонемыми. Пот струился по лбу старика. Он снова продолжил:
- Если бы я был знаком с дорогой, я так не просил бы вас, сам бы отправился, но вы хорошо знаете, что я здесь нахожусь впервые... Но не беда, прошу вас, меня тоже возьмите с собой, пусть вместо двоих пойдем втроем.
Но опять последовал отказ.
Старик весь почернел, по вздрагивающим на его лице мускулам было видно, что его терпение иссякло: он еле дышал. Он на минуту остановился, словно решал в уме очень трудную задачу, и вдруг, вскочив на ноги и отступив на шаг назад, он вынул из-под полы пистолет и с поднятой головой, широко раскрытыми огненными глазами направил на них пистолет, тяжело зашипев, как змея, предложил:
- Или пуля в лоб или дорога...один...два...
- Идем , - мертвенным голосом пробормотали они.
Манук засунул пистолет под подол, подошел к ним, взял обеими руками за их правую руку, поцеловал их в лоб и, повернувшись лицом в сторону двери, где стояли его курды, сказал: “Отведите по одному мулу и привяжите у ворот дома этих людей”, - затем, обратившись к Степаняну, сказал: “Дай им по пять тысяч обещанных рублей”. Он похлопал по плечу стоявшего рядом молодого человека, сказав:
- Позови сюда кладовщика.
Через несколько минут явился кладовщик.
- Завтра семьям этих двоих (показал на них рукой) дашь по пять пудов муки, - распорядился он.
Степанян, до этого напряженно следивший за происходящим, словно что-то вспомнив, стал писать. Его записка направлялась командованию Зангезура. Он подробно описал ужасное положение Нагорного Карабаха, в конце добавив: спасение армянского народа Карабаха зависит от вашей помощи: ваше промедление сокрушит весь Карабах , что будет страшным преступлением.
Когда он закончил писать и собирался заклеить конверт, словно вспомнив что-то, стал снова писать: “Если решите прийти на помощь, в качестве сигнала дайте десять залпов из пушки”.
Увидев, что Степанян кончил писать, Манук обратился к нему, негодуя:
- Овак, добавь от меня: “Мерзавцы, и Карабах хотели бы ввергнуть в положение Сасуна?”
Мы все были убеждены, что они заранее знали о восстании Карабаха и вполне возможно, что вначале оно было согласовано с его руководством, но бои продолжались продолжительное время, а Зангезур хранил глубокое молчание. И в несчастливые дни Карабаха демонстрировать подобное отношение им было не впервой.
Гонцы, вооруженные мечами и пистолетами, спрятав письмо в уголках нижней одежды, пустились в путь. Было два часа ночи.
Манук наказал своим курдам рано утром, еще до наступления рассвета, подняться на вершину горы Гонаг Гермаз и ждать, если донесется звук пушки, тут же дать знать.
Проводив гонцов, Степанян и Манук вместе с двумя Теванами вышли из комнаты.
- Мы должны обойти позиции и только после проверки можем отдохнуть, - сказал Степанян, и они направились к высотам, где люди ожидали вторжения врага.
Шел снег. Хоцаберд словно съежился: этой ночью казалось, что в селе не было живой души. Царила мертвенная тишина.
(Продолжение следует)