ТРОПА БАРОНЕССЫ КОКС
Двадцать первое мая 1991 года. День рождения Андрея Дмитриевича Сахарова. Семьдесят лет. В Москве на первый Международный Сахаровский конгресс съехались делегации со всех континентов. Вступительное слово произнесла супруга академика Елена Боннэр. В президиуме, кроме известных всему миру ученых и общественных деятелей, - президент СССР М.С.Горбачев. Вечером я поехал к Елене Георгиевне на улицу Чкалова.
Ехал и вспоминал ее слова, сказанные в битком набитом зале конгресса. Тогда я не знал, что заседание транслировали на весь мир в прямом эфире. Накануне я из Арцаха позвонил Боннэр, как это бывало часто, и рассказал о том, что творилось и творится прямо в эти дни в Геташене, Мартунашене, в Гадрутском районе, в Бердадзорском подрайоне. И вот слова Боннэр обо всем этом прогремели, как бомба, на весь мир, особенно, если учесть, что звучали они средь бела дня.
Елена Георгиевна выглядела уставшей. Дома было много народу. Разноликие, разноязыкие. Правда, такое видел я и при жизни Андрея Дмитриевича. Пар от кофе. Дым от сигарет (Елена Георгиевна курила безбожно много). Гул. Гомон. Улучив момент, я сказал хозяйке дома, что должен завтра же вернуться домой, ибо там положение становится совершенно критическим.
- Ты с ума сошел?! - громко бросила она.
- Люся, никто не знает, что с нами воюет не только Азербайджан, но и Советская армия. Не русская - советская.
- Неужели ты не понимаешь, - перебила она меня, - что с завтрашнего дня на нашем конгрессе пойдут уже заседания по секциям. А ты официально включен в комиссию по массовым нарушениям прав человека, то бишь - прав народа. И ведь главное то, что комиссию эту возглавляет сама Керолайн Кокс - второй спикер палаты лордов Великобритании. И ты должен там выступить обязательно.
- Да пойми, Люся, мы уже устали от всякого рода бесплодных говорилен.
- Керолайн Кокс - это не тот случай. А пока я должна тебя огорчить ...
- Меня уже невозможно огорчить. Дальше некуда.
- Все намного сложнее, чем ты думаешь. Сегодня во время перерыва, до начала концерта, я как инициатор и организатор Сахаровского конгресса давала чай в президиуме. Там были Горбачев и Раиса Максимовна. Лицо президента было багровым. Я понимала, что причиной тому - мои слова о последних событиях в Карабахе. Во время чая я рассказала страшную историю, которую ты накануне поведал мне по телефону из Арцаха. Речь о судьбе матери троих детей из Бердадзора, да еще и беременной на девятом месяце. При этом внимательно всматривалась в лица Горбачева и Раисы Максимовны. Когда я сказала, что на глазах у беременной женщины, троих ее детей и стоявших поодаль советских солдат внутренних войск азербайджанские омоновцы зверски убили ее мужа, а затем четыре дня не давали его похоронить, объяснив этот ужас тем, что земля принадлежит азербайджанцам, Горбачев изменился в лице. А вот супруга его продолжала пить чай. Откусила пирожное и спокойно так спросила: «Почему вы ненавидите азербайджанский народ, Елена Георгиевна?». Такая вот, мягко выражаясь, странная реакция на трагедию людскую. Я от неожиданности поперхнулась, но, придя в себя, напомнила им о нашей поездке в прошлом году с Андрюшей в Баку, где Везиров говорил, что «землю без крови не дают». Короче, завтра с утра - прямиком из гостиницы в Хаммеровский Центр. Там будет заседать комиссия Кокс.
Комиссия у баронессы Кокс разместилась на восьмом этаже. Был душный безветренный день. Председатель столь авторитетной комиссии - женщина лет пятидесяти, в легком ситцевом платье, каждый раз после завершения очередной фразы резко поворачивалась, переводя взгляд на переводчика, непременно широко улыбаясь. За длинным столом сидело человек двадцать из раз-ных стран. Она внимательно выслушала всех. Последним должен был говорить я. Именно в этот момент в комнату вошла Елена Боннэр. Молча устроившись у самой двери, она поспешно начеркала записку, и через минуту я получил сложенную вчетверо бумажку: «Как и договорились вчера, расскажи о последних событиях, о беженцах, о палаточных городках. Ты же сам вчера говорил, что пусть они лучше проводят заседания не в Москве, а в селе, где находятся беженцы... Названия не помню...».
Напомню. Это село Корнидзор. Горисский район. Легендарное село. Красивое, очень мной любимое. Там тогда томилась целая рота беженцев из Бердадзора. Вот я и подробно рассказал членам комиссии Кокс о том, что творится в Арцахе. Я сказал, что высоко ценю работу всего Сахаровского конгресса и особенно комиссии, которая занимается правами масс, народов, и предложил провести очередное заседание в Корнидзоре, в Ереване, хотя бы на границе с Азербайджаном.
Первый вопрос, который задала мне леди Кокс, никого не удивил. Мне кажется, все присутствующие тоже хотели бы узнать ответ. Она спросила - «Где географически находится Карабах?». Забегая вперед скажу, что год спустя Керолайн Кокс напишет целую монографическую брошюру о геноциде армян в Карабахе.
Кто-то из хозяев принес огромный ватманский лист и фломастеры. Два добровольца охотно взялись помочь мне. Стоя по сторонам, они прижали пальцами к стене ватман, и я довольно быстро провел линию слева, обозначив восточный берег Черного моря, справа - западный берег Каспийского моря. Сверху - линию Кавказского хребта. Внизу линии слева - Турция и справа - Иран. В центре листа поместил контуры трех республик, жирно обозначив границы Карабаха. Кто-то сказал, что никогда теперь уже не забу-дет, где находится Карабах. Леди Кокс спросила:
- Вот вы приглашаете нас поехать в Карабах. А как себе это представляете на практике? У нас же у всех визы только до Москвы, Не дождавшись ответа, предложила написать письмо на имя Горбачева за ее подписью.
Проект письма я написал с помощью Елены Георгиевны, кто-то по ходу дела переводил на английский. И в тот же час письмо было телеграфом отправлено в Кремль.
Долго ждали ответа. На третий день Керолайн отправила вторую телеграмму. На сей раз текст диктовала нам сама. Подчеркнуто предупредила, что письмо написано от имени всех членов комиссии, перечислив при этом страны: Англия, США, Норвегия, Япония, Щвейцария, Франция, СССР. И предупредила, что в случае игнорирования комиссия вынуждена будет обнародовать текст письма президенту на заключительном заседании Сахаровского конгресса.
Через час пришел ответ от Горбачева, в нем говорилось, что комиссии Кокс разрешается поездка в регион. Никаких пояснений по поводу того, кто конкретно и где будет оформлять документы и как члены комиссии доберутся до «региона». Дело осложнялось и тем, что день был субботний, а время вечернее. В книге «Между адом и раем», рассказывая об этом эпизоде, я пи-сал: «Как мы добрались до Еревана, одному Богу ведомо». Думаю, сейчас, спустя двадцать два года, когда Керолайн Кокс приезжает, говоря терминологией Горбачева, в «регион» в восьмидесятый раз, есть необходимость вспомнить, как, все-таки, ухитрились в тот вечер организовать первый визит Кокс, ставший уже историей.
... Телеграмма Горбачева была правительственной. Красного цвета. Это уже серьезный документ. Я позвонил руководителю ВИП аэропорта «Внуково», представился народным депутатом СССР. Озвучил по телефону текст телеграммы Горбачева. Позвонил постпреду Советской Армении в Москве Эдуарду Айказяну, с которым крепко дружили (трудно переоценить его роль в ту тяжелую пору), и попросил, чтобы, не задавая вопросов, он срочно прислал в гостиницу «Россия» автобус. Через полчаса просьба была выполнена. Кокс передала мне список двенадцати (из двадцати) членов комиссии. Она почему-то молча подчинялась, внимательно наблюдая за не очень понятным ей процессом. Лишь один раз сказала, привычно улыбаясь: «Ничего не понимаю. У нас нет виз, нет даже билетов. Ничего не понимаю. Но в то же время и я, и все мои коллеги так и рвемся туда, и это когда еще вчера не знали, где находится Карабах».
Я позвонил шефу армянской авиации Дмитрию Атбашьяну, который сказал: «Ужас, что творится во «Внуково», ибо нет ни одного билета на этот самый вечерний рейс. И оптимистично добавил: «Что-нибудь придумаем».
Мы поднялись по трапу в первый салон громадного «Ил-86», зная о том, что все триста мест заняты. Первое, на что обратили внимание, - это грустные лица молчаливых пассажиров. Двадцать четвертое мая. Все предшествующие дни месяца, начиная с первого мая, народ наш переживал драму. Геташен, Мартунашен, Бердадзор, села Гадрутского района. Захват сел. Беженцы. Операция «Кольцо». Безнаказанность варваров и вандалов. Все это отражалось на горестных лицах наших соотечественников.
По трансляционному телефону я обратился ко всем тремстам пассажирам. Рассказал о ситуации. Объяснил, кто наши гости, с какой целью летим в Ереван. Попросил, по мере возможности, посадить на колени детей, у которых есть билеты. Не успел я завершить свое слово, как вдруг все пассажиры вмиг встали на ноги. И стар, и млад. Я слышал, как переводчики переводят нашим гостям все то, что происходит на борту. Я обернулся. Взглянул на Кокс. Она широко улыбнулась, не скрывая слез.
Этот миг никогда не забуду. Я уже тогда сделал настоящее открытие для нашего народа. Этакое осязаемое продолжение Байрона, Грибоедова, Нансена, Брюсова, Городецкого ... К счастью, их много на земле.
Через минуту я прошел до хвоста самолета-гиганта, вернулся назад. Все сидели. Никто не стоял. Не было места только для меня. Устроился в кабине пилотов. В три часа ночи приземлились в Ереване. Нас встретил Ара Саакян, который все прекрасно организовал, в том числе и поездки группы Кокс по Зангезуру. Повторяю, в три часа ночи. Ибо в шесть утра часть группы (не завтракая) отправилась в Горисский район, где находились беженцы из Бердадзора, а другая часть - в Воскепар, где неделю назад азерская банда в упор расстреляла целое отделение армянских милиционеров.
Поздним вечером следующего дня леди Кокс собрала в гости-нице «Раздан» всю группу и предложила обратиться к Муталибову, чтобы комиссии разрешили полететь в Баку. В ответ помощник первого секретаря ЦК компартии Азербайджана ответил по аппарату ВЧ, что никто никогда не приедет в Баку через Ереван. В тот же вечер Керолайн настоятельно просила меня, чтобы я вновь организовал поездку в Горис, оттуда - к границе Лачинского района. От меня она скрыла свое намерение. Вскоре мне позвонили из Гориса и сказали, что баронесса вместе с пятью смельчаками из ее группы, привязав к палке белую тряпку, перешла границу и направилась к Лачину. Через несколько часов они попали в руки советских солдат и азербайджанских омоновцев. Вот там и тогда Кокс окончательно поняла и осознала, что на этом этапе, по сути, давно начавшейся войны никакие примирения невозможны. Азеры не позволят, чтобы армяне уходили живыми. Только - кровь.
Долгие годы она как правозащитница посещала Судан, где оказывала помощь местным христианам. И здесь, на границе с Лачином, она узнала, что ситуация, в которой оказались армяне, ни с чем и ни с кем нельзя сравнить.
На следующее утро я и Людмила Арутюнян, пользуясь нашими мандатами, организовали встречу леди Кокс с министром обороны Язовым и председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым, а также большую пресс-конференцию в Москве. Это было 28 мая 1991 года. С этого дня имя вице-спикера палаты лордов Великобритании стало известно всей Армении, всему Спюрку. Но мы тогда не знали, что вскоре она в многочисленных документах поведает всему миру о том, что такое сегодня Арцах и что происходит на самом деле в этом крохотном христианском уголке.
Перед отлетом в Лондон она посмотрела на меня печальными глазами и тихо сказала: «Брат мой, если в Карабахе будет очень тяжело, хотя не знаю, что может быть тяжелее того, что мы видели и слышали, то дай мне все-таки знать». Я тогда воспринял эти слова как обычный знак вежливости. И я просто ответил двумя словами: «Спасибо, сестра».
...В те дни я часто вспоминал ее последние слова в аэропорту. С каждым днем в Арцахе и Шаумянском районе становилось все критичнее и трагичнее. По сути, шла всамделишняя война. А на вой-не, как на войне. Надо воевать, сопротивляться, наступать, тут надо помнить о том, что на территории Арцаха, точнее, НКАО были дислоцированы шесть тысяч солдат внутренних войск МВД СССР, которые, по крайней мере, при честных командирах различных подразделений, не давали осуществить геноцид. И вдруг 4 июня 1991 года открытым текстом по радио и телевидению озвучивают указ президента Горбачева о выводе войск из Шаумянского района. При этом в тексте указа подчеркивалось, что «Муталибов гарантирует -безопасность армян». Такого, просто-таки патологического, цинизма, думаю, мир не видел. Горбачев понятия не имел, что текст его указа не успели еще озвучить, когда уже начали гореть шаумянские армянские села Эркедж, Бузлух, Манашид. Обстреливали Гюлистан, Вериншен, Армянские Борисы и другие села. Если бы только это. В те же часы азербайджанские омоновцы под прикрытием внутренних войск ворвались в двацать сел Гадрутского района.
Мы об этом тотчас же сообщили многочисленным адресатам. Послал я телеграмму и Кокс. Она ответила через час. Этот текст невозможно было спокойно читать. Она сообщила, что получила мою телеграмму. Дала распоряжение через свою помощницу, чтобы связались с членами ее команды, а сама должна вылететь в Канаду, где накануне ее дочь при родах потеряла ребенка. Завершила телеграмму словами: «Хотя бы день посидеть рядом с дочерью, а за это время соберутся мои коллеги, и мы обязательно прилетим в Ереван. Прошу об этом сообщить Боннэр».
В те дни Елена Георгиевна без конца названивала мне. Она добивалась того, чтобы группу Кокс приняли руководители Баку. Сама Керолайн связывалась со своими знакомыми Язовым и Лукьяновым. Словом, встреча в Баку состоялась. Группу принимали Муталибов и Поляничко. Елена Георгиевна включила в команду Кокс своего сына Алешу.
О том, как мы отправили в Баку армянский Як-40, чтобы перебросить группу Кокс в Ереван, - это целая история. Выяснилось, что и Муталибов, и второй секретарь ЦК КП Азербайджана Поляничко не давали группе говорить. Взахлеб только и знали, что рассказывали о неблагодарных армянах, которые якобы депортировали всех азеров, брали их в заложники, сжигали азербайджанские дома. На просьбу Кокс посетить Шаумянский район ответили, что беспокоятся за ее судьбу.
Но когда группа прилетела в Ереван и тотчас же на вертолете отправилась в Степанакерт, то Кокс ухитрилась побывать и в Шаумянском районе, и в Шу-ши, и в Бердадзоре, и даже в горящем Доланларе Гадрутского района. По возвращении вновь встретилась с Язовым и Лукьяновым. Через неделю в Палате лордов она рассказала о кошмарах Карабаха.